Помню дальнюю балку,
мостик ветхий, гнилой
и летящую бабу
на кобыле гнедой.
В сером облаке пыли,
некрасива, бледна,
«Человека убили!» —
прокричала она.
Я забыть не сумею,
покуда живу,
как бежали за нею,
бросив косы в траву.
Он, печальный и странный,
лежал за бугром
с незаметною раной
под последним ребром.
Был он кем-то безвинно
из-за денег убит...
Помню темную глину,
слышу цокот копыт.
Бабу в облаке пыли
вижу я и во сне.
«Человека убили!» —
крик истошный во мне.
Трудно жить мне на свете,
трудно слышать тот крик.
К человеческой смерти
я еще не привык.
Не однажды я видел,
как о том ни тужи,
незаметную гибель
человечьей души.
И в товарище старшем
среди суеты
мне угадывать страшно
неживые черты.
Видеть это не в силе.
Стиснув зубы, молчу.
«Человека убили!» —
я вот-вот закричу.
Евгений Евтушенко, 1957
I remember a distant beam
the bridge is dilapidated, rotten
and a flying woman
on a bay mare.
In a gray cloud of dust
ugly, pale,
"The man was killed!" -
she screamed.
I won't be able to forget
as long as I live
how they ran after her,
throwing the scythes into the grass.
He, sad and strange,
lay over the hill
with an imperceptible wound
under the last rib.
He was someone innocent
killed for money ...
I remember dark clay
I hear the clatter of hooves.
Babu in a cloud of dust
I also see in my dreams.
"The man was killed!" -
heart-rending cry in me.
It's hard for me to live in the world
it's hard to hear that cry.
To human death
I'm not used to it yet.
Not once have I seen
no matter how grieving,
imperceptible death
human soul.
And in a senior comrade
among the bustle
I'm scared to guess
lifeless features.
It is not possible to see it.
Gritting my teeth, I am silent.
"The man was killed!" -
I'm about to scream.
Evgeny Evtushenko, 1957
