Если якорь бросать, то, наверное, где-нибудь здесь,
где до ближней земли пять четыреста по вертикали,
и, сорвавшись с цепей, босиком по зеленой воде
пробежать напрямик, чтоб уже никогда не догнали.
А потом без стыда танцевать на высокой волне,
о туманах крича хрипловатою глоткой тифона,
и со скрежетом сдвинуть броняшку на круглом окне,
и в глаза посмотреть надвигающемуся циклону.
А когда припечет, пошвырять весь балласт к якорям,
ведь за эти года столько всякого понакопилось.
Тяжесть и пустота обещаний, растраченных зря, -
груз обид и остатки надежд, что когда-то разбились.
Не по фрахту, а так, выбирая любой континент,
как Голландец лететь, не тревожась о дальнем причале,
и когда-нибудь вновь отыскать старый якорь на дне,
где до света звезды пять четыреста по вертикали.
If you drop the anchor, then probably somewhere here,
where to the near land five four hundred vertically,
and tearing off chains, barefoot in green water
run straight so that they’ve never been caught.
And then, without shame, dancing on a high wave,
about the mists screaming in a hoarse throat of typhon,
and with a rattle move the armor on the round window,
and look into the eyes of the approaching cyclone.
And when he bakes, throw all the ballast to the anchors,
because over the years so much has accumulated.
The gravity and emptiness of promises wasted in vain -
a load of resentment and the remnants of hope that once broke.
Not by freight, but by choosing any continent,
how a Dutchman flies without worrying about a distant pier,
and someday find again the old anchor at the bottom,
where up to the light of the star five four hundred vertically.
