Я в засаленной одежде пью из жестяной посуды,
Толи водку толи спирт и отплевываю смог,
По бескрайнему безбрежью, никуда и ниоткуда,
Машинист никогда не спит, хоть и валится он с ног.
Ветер воет и поет, на трубе чернит нагар,
Это ванька кочегар, в топке жару поддает.
Через вечность белых льдин, полоса прочертит снег,
Здесь проехал человек, и оставил черный дым.
А он дымит, дымит все дальше, сквозь туманы сквозь тайгу,
И любой кто был сним раньше, его узнает по свистку,
Дядька там сидит и курит, носит кепку и усы,
Ветер там холодный дует, пробирается в трусы.
Красный яркий семафор, На заснеженной тайге,
Словно кровь на простыне, любопытный манит взор.
Гладят языки огня, твое черное нутро,
Ты же с бесом за одно, в черноту манишь меня.
и сжигая в душах гнет, с них выходит белый пар,
Это ванька кочегар, богу душу отдает
I drink tin dishes in greasy clothes
Tolley vodka felts alcohol and spit smog,
On the boundless vastness, nowhere and nowhere,
The driver never sleeps, even though he falls down.
The wind howls and sings, the soot blackens on the pipe,
This is roly fireman, in the furnace heats up the heat.
Through an eternity of white ice floes, a strip will draw snow
A man drove here and left black smoke.
And he smokes, smokes farther, through the mists through the taiga,
And anyone who was shot before, recognizes him by the whistle,
The uncle sits there and smokes, wears a cap and a mustache,
The wind is blowing cold there, sneaking into his underpants.
Red bright semaphore, In the snowy taiga,
Like blood on a sheet, a curious beckoning eye.
Tongues of fire stroking your black gut
You with a demon for one, in blackness attracts me.
and burning in the souls oppresses, white steam comes out of them,
This is roly fireman, gives his soul to God
