каждый день на повторе
синяя птица заводит сердца мотор,
под диваном спит снова
голый король,
я иду мимо дома, к любви
старой горной тропой,
сквозь казематы и замки,
теряя с каждым вдохом
по запонке,
вдыхая бензин на заправке,
увядали вокруг бакалейные лавки,
я любил тебя,
надевая в лес снова и снова
старые тапки,
поджигая все трапы.
я зароюсь дома,
пока дождик всё крапал,
подари мне Nintendo Swich
и я возьму тебя в лапы,
обниму, пока светятся лампы,
есть конфеты с лакрицей
или сильно напиться
под песни синицы
можно с обоями слиться,
обоймы пусты,
не сбежать из сна пустоты,
но я всё так же протягивал руки
даря любимой цветы
и забирая беспризорных
себе на поруки,
и даже если сгинуть в Хакасии,
я буду помнить наше путешествие
по сладкой Абхазии,
как хотели,
но не завели Хаски,
заразившись пустыней оказии
и на окне уже вяли акации,
а твои локоны в солнце
будто все цветовые градации,
тебе поклоняются горцы
а я рисую тенью
всё новые танцы,
выкинув рваные вансы,
не застав погибель любви,
но падение расы,
и меня душат бумагою кассы,
как Василиск своей лаской,
под Ренуа и Борча
я у ног твоих ветхим кряжем
скорченный, целую
и навожу порчу,
падаю мёртвой петлёй
в чёрную точку,
взрываясь на дереве
набухающей почкой.
every day on repeat
the bluebird starts the motor of the heart,
sleeping under the couch again
naked king,
I walk past the house, to love
the old mountain path,
through casemates and castles,
losing with every breath
on a cufflink,
inhaling gasoline at the gas station,
the grocery stores were withered around,
i loved you
putting on in the forest over and over
old sneakers,
setting fire to all the ladders.
I'll bury myself at home
while the rain was dripping,
give me a Nintendo Swich
and I'll take you in my paws,
hug while the lamps are shining
eat liquorice candy
or get drunk
to the song of the tit
you can merge with wallpaper,
the clips are empty
not escape from the dream of emptiness,
but I still held out my hands
giving flowers to beloved
and taking homeless
on bail,
and even if you disappear in Khakassia,
I will remember our journey
across sweet Abkhazia,
as they wanted
but didn’t get the Husky,
contaminated by the desert opportunity
and the acacias were already withered on the window,
and your curls are in the sun
like all color gradations
Highlanders worship you
and I draw with a shadow
all new dances,
throwing out torn vans,
not finding the death of love,
but the fall of the race
and they choke me with the cash register,
like a Basilisk with its caress,
under Renois and Borcha
I am at your feet in a shabby ridge
twisted, kiss
and spoil
falling in a dead loop
to the black point
exploding on a tree
swelling kidney.
