На сладкой томной заре
Я снял время со своей руки.
А на пыльном заднем дворе
Остались травы и пауки.
И ржавый рыдал револьвер
О силе своей любви,
И вторил ему мольберт
С недорисованным телом тени.
И я прошел босиком вдоль
И поперёк свои пять сторон.
И с моих пяток морскую соль
Слизал закат и зеленый огонь.
И время осталось лежать
На столовом песке зари.
Его стрелки от горя вспять
От цифры к цифре ползли.
А я смеялся и знал-
Когда двенадцать пробьет,
На часах растает металл
И в мягкую почву войдет.
И когда минутная стрелка
В поцелуе войдет в единицу,
Мой мир окажется мелкой
Летящей на солнце птицей.
И она, вся дрожа и тая,
Несет в огонь этот мир.
Но я жду, когда часовая
И минутная станут одним.
At a sweet languid dawn
I took time from my hand.
And in the dusty backyard
There were herbs and spiders.
And the rusty was sobbing the revolver
About the power of your love,
And Molbert echoed him
With an unfinished body of shadow.
And I went barefoot along
And across its five sides.
And from my heels sea salt
The sunset and green fire licked.
And time remains to lie
On the dining room of the dawn.
His arrows from grim
From the number to the number crawled.
And I laughed and knew-
When it breaks through twelve
Metal melts on the clock
And it will enter soft ground.
And when a minute arrow
In a kiss will be included in a unit
My world will be small
Flying in the sun by a bird.
And she, all trembling and melting,
This world carries into the fire.
But I'm waiting for the sentry
And the minute will become one.
