Текст песни Henry Lion Oldie, Олег Ладыженский feat. Сергей Кондратьев - Мэйлы русскому другу

Нынче холодно, и в доме плохо топят,
Только водкой и спасаешься, однако,
Я не знаю, Костя, как у вас в Европе,
А у нас в Европе мерзнешь, как собака.

Приезжай, накатим спирту без закуски
И почувствуем себя богаче Креза —
Если выпало евреям пить по-русски,
То плевать уже, крещен или обрезан.

Я сижу за монитором. Теплый свитер,
Уподобившись клопам, кусает шею,
В голове кишат мечты про аква-виту —
Лишь подумаю, и сразу хорошеет.

За окном в снегу империи обломки,
Пес бродячий их клеймит мочою желтой,
Знаешь, Костя, раз сидим на самой кромке,
То уж лучше бы в штанах, чем голой жопой.

И приличней, и не так страдает анус,
И соседи-гады сплетничать устали.
Никуда я не поеду. Здесь останусь, —
Мир и так уже до дырок истоптали.

Близко к вьюге — далеко от Кали-юги.
Как сказал мне старый хрен у ресторана:
""Все жиды и губернаторы — ворюги!""
Взгляд, конечно, очень варварский и странный.

Был в борделе. Думал, со смеху не встанет.
Дом терпимости эпохи Интернета:
Тот к гетере, этот к гейше иль к путане...
Заказал простую блядь — сказали, нету.

Поживем еще. А там и врезать дуба
Будет, в сущности, не жалко. Может статься,
Жизнь отвалит неожиданно и грубо,—
Все приятнее, чем гнить вонючим старцем.

Сядем где-то между Стиксом и Коцитом,
На газетке сало, хлеб, бутылка водки,
И помянем тех, кто живы: мол, не ссы там!
Все здесь будем. Обживемся, вышлем фотки.

Холод стёкла заплетает кружевами.
В щели дует. Как всегда, забыл заклеить.
В старом скверике февраль переживает
И, ссутулившись, метется вдоль аллеи.

Календарь китайский с рыбками. Сардины
Или шпроты — жрать охота, вот и грежу.
Подоконник белый. Белые гардины.
В кресле — я. Еще бываю злой, но реже.

It is cold today, and they are poorly drowned in the house,
Only vodka and you are saved, however,
I do not know, Kostya, as you have in Europe,
And in our Europe you are freezing like a dog.

Come, roll alcohol without a snack
And we will feel richer than the crew -
If Jews fell to drink in Russian,
Either spit already, baptized or cut.

I am sitting at the monitor. Warm sweater
Awaken by bugs, bites his neck,
Dreams are teeming in my head about aqua-vita-
Just think about it, and immediately is prettier.

Outside the window in the snow of the Empire, wreckage,
The stray dog ​​stigmatizes them with a minor yellow,
You know, Kostya, since we are sitting on the very edge,
It would be better in pants than a naked ass.

And decent, and the anus does not suffer so,
And the neighbors-goals are tired.
I will not go anywhere. I will stay here -
The world has already been drunk to the holes.

Close to the blizzard-far from Kali-yuga.
As the old hell told me at the restaurant:
"" All the Jews and the Governors are thieves! ""
The look, of course, is very barbaric and strange.

I was in a brothel. I thought it would not get up with laughter.
House of tolerance of the Internet:
That to the hetter, this to the geisha il to Putan ...
I ordered a simple whore - they said, no.

We will wait again. And there and cut the oak
It will be, in essence, it is not a pity. It can be
Life will fall off unexpectedly and rudely, -
It's more pleasant than rotting a stinking old man.

Let's sit somewhere between the sticks and the cocious,
On a newspaper lard, bread, a bottle of vodka,
And we will remember those who are alive: they say, do not sink there!
We will be all here. We will settle down, we will send pictures.

The cold of the glass is braided with lace.
It blows into the gap. As always, I forgot to seal.
In the old square, February is experiencing
And, huddled, it is going along the alley.

Chinese calendar with fish. Sardins
Or sprats - to eat hunting, here I am burying.
The windowsill is white. White curtains.
In the chair - me. I am still angry, but less often.