именно этой осенью
Дукалис понял, что виски
стали с проседью
часто рябит в глазах, но чаще ноет тело
встречал ноябрь глазами из окна отеля
усталый взгляд бросал, да без толку
то на Ларина, то на Волкова
а те сидят по углам, трещат громко
столы, парки, дела, графин, стакан, пробка
все эти байки он уже сто раз слышал
взял из сейфа сечки и молча вышел
в рваной кожаной куртке и вязанной шапке
медленно зашагал по дворам петроградки
по бульвару бродило милицейское тулаво
тут и Настя Дулова пару плюх вдула бы
но не фортануло, судьба бортанула
а подмышкой елозило дуло
этот мерзкий дождь вяло бил по крышам
опер шёл не спеша и себя не слышал
заливалась обида и закипала злость
вопрос на миллион: куда ушла молодость?
куда девались друзья, с кем было так просто?
куда ушли мои лихие девяностые?
когда по выходным с девчонкой толстой
танцевал под "кармен", произносил тосты
ловил барыг взрослых
валил бандюг рослых
и строил летний домик себе где-то под Осло
чуть больше тридцати
мне не перечили
топили с Лариным печь
зачем лечили печень?
и было это здорово, мы были ближе
гораздо лучше, чем сейчас, гораздо пизже
и всё нам было как игра: мы так беспечны
теперь мне кажется, что прошла вечность
и только этой осенью так защемило сердце
дома нет никого, только старые перцы
бутылка водки
и смысла нет уже на лучшее надеяться
и этот город стал другим, хотя, по-прежнему дорог
практически чужим
когда тебе за сорок
иные мысли, люди, фразы
совсем иные
спасибо вам, стабильные нулевые
все было многогранным
вдруг стало плоским
вагон метро безудержно летел до приморской
скупым слезы из глаз
копя последние силы
Дукалис направлялся в сторону залива
думал о своём:
вся наша жизнь - книга
всё, дочитал читал её, вспомнил отчий дом в Риге
улыбка матери была столь яркой, чистой
он усмехнулся; затем раздался выстрел
This is this fall
Dukalis realized that whiskey
Steel with recovery
often ripples in the eyes, but more often the body
Made November eyes from the hotel window
tired glance threw yes
then on Larina, then on Volkova
and those sit in the corners, crack loud
Tables, Parks, Cases, Defense, Glass, Cork
All these bikes he has already heard
I took Sechka from the safe and silently came out
In a torn leather jacket and knitted hat
Slowly walked on the yards of Petrograd
Boulevard wondered Militia Tulawo
here and Nastya Dulova a couple of plumes would be melted
but did not try, fate bore
And the armpit chicked up
This nasty rain sluggishly beat on the roofs
opeker went slowly and did not hear herself
Bulked offense and boiled anger
A million question: where did you get youth?
Where did your friends going, with whom was so easy?
Where did my dick nineties gone?
When on weekends with a tolstoy girl
Danced under the "Carmen", pronounced toast
I caught baryg adults
Valil Banjug Roshkali
and built a summer house for himself somewhere under Oslo
a little more than thirty
I did not re-read
trees with lariat oven
Why were there liver?
And it was great, we were closer
much better than now, much fucked
And we were all like a game: we are so careless
Now it seems to me that Eternity went
And only this fall so grated the heart
There is no one at home, only old peppers
a bottle of vodka
and there is no sense to hope for the best
And this city has become different, although, still roads
Practically strangers
When you are forty
Other thoughts, people, phrases
completely different
Thank you, stable zero
Everything was multifaceted
Suddenly it became flat
The metro wagon flew unrestrained to Primorskaya
Sustained tears of eyes
Loves last power
Dukalis headed towards the bay
I thought about my:
Our whole life is a book
Everything, read read it, remembered the father's house in Riga
Mother's smile was so bright, clean
He grinned; Then he ran out
