Ты на постерах, страницах журнала,
на улице, в метро. Тебя дома совсем нестало.
Талия впала, кожа на костях повисла.
То весна, или может это ты устала?
Мысли высохли, в шкаф за стекло поставлю,
Ставни закрою. В темноте до следующего дня
Посижу молча. Про себя с восьмым марта поздравлю.
В ожидании тебя
Здесь и сейчас рядом со мной на кровати,
На развороте книги про нас.
Я сижу и плачу с какой-то стати,
Секунду каждую, превращая в час.
Ласковой была, неповторимой, нежной.
Искренний взгляд дарила по утрам.
Ну а стала обыкновенной стервой,
Не первой притом, таких и тут и там.
В тамтамы барабанит сердце мое,
Бесконечной несправедливости вторя в такт.
А вот, кажись, уже и солнце встает,
Каждую каплю росы обращая в карат.
Рад бы обнять тебя всю целиком,
Обхватить плечи твои и ноги
И если бы осень, упасть листком
К тебе в ладони, моей жестокой
You are on posters, magazine pages,
On the street, in the subway. You are completely unpleasant at home.
The waist fell, the skin on the bones hung.
Then spring, or maybe you are tired?
Thoughts dried up in the glass cabinet, I will put the glass,
Shutter closing. In the dark until the next day
I sit silently. I congratulate myself with the eighth of March.
Waiting for you
Here and now next to me on the bed,
On the reversal of the book about us.
I sit and cry for some reason
Second each, turning per hour.
Laskovova was unique, tender.
Granila sincere look in the morning.
Well, it became an ordinary bitch,
Not the first one, such and there and there.
In Tamamama drums my heart,
Infinite injustice is the second tact.
But, it seems, already the sun rises,
Each drop of dew turning into carats.
I would be happy to hug you all the whole,
Cook your shoulders and legs
And if autumn, fall ash
To you in your palm, my cruel