Ее звали Лорелей, и у нее были золотые волосы.
Они хлопали в ладоши и притопывали ногами в такт друг другу, напевая заводную песенку и кружась вокруг костра на обрывистом скалистом утесе, под которым воды свои несла бурная, полная подводных камней река. Они пели и танцевали, пили и смеялись. И призывали в этот час еще одну полноправную гостью этого поистине волшебного вечера горячих пламенных искр, нерешаемых загадок и разноцветных вспышек, изукрашивающих хмурые небеса.
Ее звали Лорелей, и она очень любила петь.
Они хватали друг друга за руки и прыгали через пылающие жаром уголья, весело хохоча и отпугивая в эту ночь от неприступной скалы всякий народ. Рыжее пламя отбрасывало причудливые страшные тени на скалистый утес, поросший травой и окруженный со всех сторон каменными глыбами и громадами пенных волн.
Стучали, выбивая каменную крошку, каблуки, когда кто-то птицей взлетал и отплясывал на серых глыбах. Проминалась влажная вечно земля под босыми чьими-то пятками. Все они были здесь, все они отмечали сегодня эту адски прекрасную ночь, когда сгущались над землей свинцовые тучи, становился еще более буйным под скалами Рейн, и плакали небеса о потерянной их сестре.
Ее звали Лорелей, и она умерла на этом утесе.
Свистят и хлопают в ладоши они под бой туго натянутых барабанов и завывание ветров над камнями. Свистят и напевают громкую заводную песню, и голоса их разносятся головокружительным эхом над скалистым высоким утесом, заглушая вой бушующих далеко внизу вод, могучими голосами разгоняя тучи и открывая чистое небо. Слышится под томным светом молодой фиолетовой Луны глухой перезвон кастаньет, сопровождающий вступающую удивительно точно, дряхлую тысячелетнюю скрипку. Они поют для Лорелей и вызывают ее на пир из темных бушующих Рейнских вод.
Поднимаются волны над утесом, обдавая брызгами своими пестрый дьявольский хор, и заставляет потемнеть от влаги и без того невзрачные камни. В эту ночь утес Лорелей неприступен и никому постороннему к нему не пробраться. Только моряки будут садиться в свои лодки и править веслами, уплывая от дома прочь, к недосягаемо высокой скале, где среди шума и гомона различается ясный голосок златоволосой девы, которая будет сидеть над самым обрывом, свесив ноги в пустоту, и петь, расчесывая изукрашенным гребнем свои длинные прекрасные волосы.
Моряки будут разбиваться об острые камни, и будут краснеть быстрые воды Рейна в эту прекрасную ночь, освещаемую далекой фиолетовой Луной. И будут пировать дети нечистой силы, отбивая четкий ритм барабанами и кастаньетами. И будет с ними вместе пировать обличенная в плоть и кровь их давно потерянная сестра, отдавшая, наконец, дань суровому богу, когда-то давно унесшему ее на свое темное дно в жемчужный дворец.
Ее звали Лорелей, и она очень любила петь на том утесе, на котором ее убили.
Лорелей сходит с высокой речной волны, словно с королевского помоста, ступая босыми ногами в жесткую траву, и улыбается своим братьям и сестрам. И развеваются на ураганном ветру ее длинные золотые волосы. И блестят ее лазоревые глаза, за которые когда-то давно прозвана она была Рейнской певучей ведьмой. И Лорелей поет, хватая за руки первого попавшегося знакомца и затевая с ним быстрый безмолвный танец. Только глухо перестукивают кастаньеты, вторит которым тысячелетняя скрипка Барона мертвых, и вьется между ног танцоров черный зубастый кот. И замирает толпа, когда, остановившись и пустившись в пляс уже одна, вновь Лорелей поет.
И зажигаются огни в домах деревень прибрежных, и открываются двери скрипучие деревянные, чтобы выпустить под свет Луны фиолетовой, хладно мертвенной и далекой, услышавших магический зов мужчин. Все они садятся в свои и чужие лодки и пускаются в путь по Рейну, к проклятому когда-то давно утесу.
Бушует пестрая толпа нечисти, танцующая вокруг своей прекрасной златоволосой сестры, причесывают ее шелковистые длинные кудри и добавляют масла в огонь особым своим напевом. Вторят ее чистому звонкому голосу, громкому, как бьющиеся о камни тяжелые темные воды. Рейн требует окончательной уплаты долга, и Лорелей заводит очередной плачущий заунывный мотив. И приплывает к проклятому утесу еще два десятка лодок, чтобы увидеть поющую голубоглазую деву и умереть за плоть и кровь ее, разбившись вместе с лодками дряхлыми об острые камни.
Лорелей поет на том утесе, с которого столкнули ее злокозненные селяне, и улыбается, слыша, как вторит ей тысячелетняя скрипка и туго натянутые барабаны. И чувствует, как горячая карминовая кровь бежит по ее новым венам.
Теперь она вновь будет петь и расчесывать свои волосы, дыша настоящим воздухом и задыхаясь от мчащегося ей навстречу холодного ураганного ветра. Златоволосая ведьма танцует макабр усопшим, чьи тела поглотил суровый могучий Рейн, и чувствует, что свободна. У этой скалы теперь она не задержится.
Теперь у нее есть плоть и кровь. Теперь Лорелей живая, и еще много мужчин положат свои жизни на алтарь ее неземной красоты.
Она кружится вок
Pretty crowd of evil spirits, dancing around his beautiful chilly sister, combed her silky long curls and add oil into a fire with their own entangle. The vote is invincible with his pure voice, loud, like stealing heavy dark water stones. Rhine requires the final payment of debt, and Lorelels turns the next crying guyless motive. And he sails to the damned cliff two more ten boats to see the singing blue-eyed virgin and die for the flesh and blood of her, crashing together with boats with rods about sharp stones.
Lorelel sings on Tom Rock, from which her milquered selyan was encountered, and smiles, hearing, like a thousand-year violin and tightly stretched drums. And feels like hot carmine blood runs on her new veins.
Now she will sing and comb her hair again, breathing with a real air and choking at the cold hurricane wind rushing towards her. The chiller witch dancing Makabr to the departed, whose bodies swallowed a stern mighty Rhine, and feels free. This cliff now she will not stay.
Now she has flesh and blood. Now Lorelel is alive, and many more men will put their lives on the altar of her unearthly beauty.
She is spinning wok.
