Я влюблён. Мне пятнадцать. Она холодна.
Я, отвергнутый, к ней не иду на рожденье.
Жить мне невмоготу. Испиваю до дна
Нелюбовь, одиночество и униженье.
За дворами сгорает заря на Москве.
Наблюдает пожар каланча на Сущёвке.
Опускается сумрак. Как при волшебстве,
Фонарей зажигаются длинные чётки.
Во Втором Самотечном пустынно. Туда
Лишь бродячие псы совершают набеги.
Но над снегом горит высоко, как звезда,
Золотое окошко, висящее в небе.
Там она. Там на тюле её силуэт.
Там счастливый соперник ликует за чаем.
Я взбешён со всей силой пятнадцати лет.
Я в отчаянье. Но и жесток и отчаян.
Образ сладостной мести мерещится мне.
Громкой славой увенчанный, в час неурочный,
Я въезжаю в столицу на белом коне.
Предо мной переулок Второй Самотечный.
Открываются окна. Сияет луна.
Я проехал задумчив и взора не кинул.
Вслед мне в позднем раскаянье плачет она.
А соперник растерянный чай опрокинул.
Нет! Тогда я не стану врага попирать,
Ибо мы не злопамятны и горделивы.
Лишь одною печалью могу покарать:
Будь счастлива, любимая! Будьте счастливы!
I'm in love. I'm fifteen. She is cold.
I, rejected, do not go to her for birth.
I can live unbearable. Drink to the bottom
Dislike, loneliness and humiliation.
Behind the yards, the dawn in Moscow burns.
Observing Kalancha fire on Suschevka.
The dusk is lowered. As in magic,
Long lights are lit by lanterns.
In the second gravity desert. There
Only stray dogs raid.
But over the snow it burns high, like a star,
Golden window hanging in the sky.
She is there. There is a silhouette on Tyul.
There, a happy opponent rejoices for tea.
I am furious with all the strength of fifteen years.
I'm desperate. But also cruel and desperate.
The image of sweet revenge seems to me.
With loud glory crowned, at an exaggering hour,
I drive into the capital on a white horse.
The second gravity lane was against me.
Windows open. The moon shines.
I drove thoughtful and did not throw his eyes.
Following me in the late remorse, she cries.
And the opponent knocked over the bewildered tea.
Not! Then I will not trample the enemy,
For we are not vindictive and proud.
Only one sadness can punish:
Be happy, love! Be happy!
