Я искал не любовь, не деньги, не пистолеты.
Не хотел, чтоб взрывались бомбы и пелись гимны.
По дорогам не шёл тысячи километров.
Не встречал египтян, гуннов, шумеров, римлян.
Под ногами плелись тропинки к холмам
и рекам.
Я не шёл. Я парил. Тени мешали
очень.
Я пытался понять, как это – человеком
быть, а не кем-то прочим.
За холмом начинался город. Кирпич и камень.
Монументы времён Брежнева и Хрущёва.
По губам пробегало слово: то слово –
"Amen",
непригодное для изветов и для речёвок.
Опоясавшись тишиной как хлыстом холщовым,
выходил на большую площадь. Блестело лето.
По губам пробегало слово: и это слово
занимало в Июле каждый квадратный метр.
Одиночество обещало вернуться ночью.
Я терял и терялся в каждом ирландском пабе.
Я смотрел на людей по-лисьи и выл по-волчьи.
И не раз в эту ночь был у себя украден.
Луч надежды тянулся к тучам. Тугим и чёрным.
Я упал. Раскровил ладони. Но смог подняться.
И в моем кулаке уже прорастали зёрна.
Я стоял у окна великих цивилизаций.
I was looking for not love, not money, not pistols.
I did not want to explode bombs and sang hymns.
There were no thousand kilometers on the roads.
Not met Egyptians, Gunnov, Sumerov, Romans.
Under the legs flew paths to the hills
and rivers.
I did not go. I soared. Shadows prevented
very.
I tried to understand how this is a man
There is not someone else.
The city began behind the hill. Brick and stone.
Monuments of the time of Brezhnev and Khrushcheva.
On the lips ran the word: the word -
"AMEN",
Unsuitable for arms and for speechings.
Having sacing silence as a whip canvas
It went to a large area. Glitter summer.
On the lips ran the word: and this word
It took every square meter in July.
Loneliness promised to return at night.
I lost and lost in every Irish pub.
I looked at people like and crawled in a wolf.
And more than once this night was stolen.
The ray of hope stretched to the clouds. Tight and black.
I fell. Cleared the palm. But I was able to climb.
And in my fist, the graven.
I stood at the window of the Great Civilizations.
