я не был готовым, сорвать этот стикер,
губы продолжали вытягивать дым из фильтра,
все слишком наиграно, в этом черном периметре,
и сколько надо заплатить что бы выросли крылья.
кто услышит молитвы, и из какой палитры,
я должен брать краски, что бы раскрасить картину,
и как понять смысл, если вырваны страницы,
и разбросаны по лабиринту без шанса на выход
марионетки на нитях, мотивы и собития,
а стрелки так и бегают по заданой орбите.
эти улыбки зрителей, их сплетни и критика
снимки помнят все то, что не смог отпустить.
тут так тихо, зачем эти рубли мне,
когда город накрытый пылью спит на дне,
с течением времени, трезвость губят напитки,
и где ты увидел рай в этой темноте.
расколотые плиты, непонятные шрифты.
сдесь так холодно, и все ведут подщеты цифр,
мы все глубже уходим на эти глубины.
меньше верю людям, болшее вижу в дыме.
с течением времени, протливают годы,
тикают минуты, не сказанно так много.
черная коробка, поглатила голоса,
о том что было не жалел, ведь выбор сделал сам.
I was not ready, disrupt this sticker,
The lips continued to pull the smoke from the filter,
everything is too nagano, in this black perimeter,
And how much should you pay that the wings would have grown.
Who will hear prayers and from which palette,
I have to take paints to paint the picture,
and how to understand the meaning if the pages are broken,
and scattered on the maze without a chance to exit
puppets on the threads, motifs and collections,
And the arrows are running on the target orbit.
These smiles of the audience, their gossip and criticism
Snapshots remember everything that could not let go.
here is so quiet, why do these rubles for me,
When the city is covered with dust sleeping at the bottom,
over time, the sobriety lies beverages,
And where did you see paradise in this darkness.
Sealing plates, incomprehensible fonts.
here it is so cold, and everyone is led by numbers,
We go deeper into these depths.
I believe less people, I see in smoke.
over time, soak years
Tick minutes, so much is said.
Black box, stroked the voice,
That was not regretted, because the choice made himself.