Текст песни Елена Фролова - Ты поскачешь во мраке

Ты поскачешь во мраке, по бескрайним холодным холмам,
вдоль березовых рощ, отбежавших во тьме, к треугольным домам,
вдоль оврагов пустых, по замерзшей траве, по песчаному дну,
освещенный луной, и ее замечая одну.
Гулкий топот копыт по застывшим холмам — это не с чем сравнить,
это ты там, внизу, вдоль оврагов ты вьешь свою нить,
там куда-то во тьму от дороги твоей отбегает ручей,
где на склоне шуршит твоя быстрая тень по спине кирпичей.

Ну и скачет же он по замерзшей траве, растворяясь впотьмах,
возникая вдали, освещенный луной, на бескрайних холмах,
мимо черных кустов, вдоль оврагов пустых, воздух бьет по лицу,
говоря сам с собой, растворяется в черном лесу.
Вдоль оврагов пустых, мимо черных кустов, — не отыщется след,
даже если ты смел и вокруг твоих ног завивается свет,
все равно ты его никогда ни за что не сумеешь догнать.
Кто там скачет в холмах... я хочу это знать, я хочу это знать.

Кто там скачет, кто мчится под хладною мглой, говорю,
одиноким лицом обернувшись к лесному царю, —
обращаюсь к природе от лица треугольных домов:
кто там скачет один, освещенный царицей холмов?
Но еловая готика русских равнин поглощает ответ,
из распахнутых окон бьет прекрасный рояль, разливается свет,
кто-то скачет в холмах, освещенный луной, возле самых небес,
по застывшей траве, мимо черных кустов. Приближается лес.

Между низких ветвей лошадиный сверкнет изумруд.
Кто стоит на коленях в темноте у бобровых запруд,
кто глядит на себя, отраженного в черной воде,
тот вернулся к себе, кто скакал по холмам в темноте.
Нет, не думай, что жизнь — это замкнутый круг небылиц,
ибо сотни холмов — поразительных круп кобылиц,
из которых в ночи, но при свете луны, мимо сонных округ,
засыпая во сне, мы стремительно скачем на юг.

Обращаюсь к природе: это всадники мчатся во тьму,
создавая свой мир по подобию вдруг твоему,
от бобровых запруд, от холодных костров пустырей
до громоздких плотин, до безгласной толпы фонарей.
Все равно — возвращенье... Все равно даже в ритме баллад
есть какой-то разбег, есть какой-то печальный возврат,
даже если Творец на иконах своих не живет и не спит,
появляется вдруг сквозь еловый собор что-то в виде копыт.

Ты, мой лес и вода! кто объедет, а кто, как сквозняк,
проникает в тебя, кто глаголет, а кто обиняк,
кто стоит в стороне, чьи ладони лежат на плече,
кто лежит в темноте на спине в леденящем ручье.
Не неволь уходить, разбираться во всем не неволь,
потому что не жизнь, а другая какая-то боль
приникает к тебе, и уже не слыхать, как приходит весна,
лишь вершины во тьме непрерывно шумят, словно маятник сна.

И.Бродский, 1962

You will ride in the darkness, through the endless cold hills,
along the birch groves running back in the darkness to the triangular houses,
along empty ravines, along frozen grass, along a sandy bottom,
lit by the moon, and her noticing one.
The boom of hoofs on frozen hills is nothing to compare,
it's you down there, along the ravines you howl your thread,
there somewhere in the darkness a stream runs away from your road,
where on the slope your quick shadow rustles on the back of bricks.

Well, he rides on the frozen grass, dissolving in the dark,
arising in the distance, illuminated by the moon, in endless hills,
past black bushes, along empty ravines, air strikes in the face,
speaking to himself, dissolves in the black forest.
Along empty ravines, past black bushes - no trace will be found,
even if you are brave and light is curling around your legs,
all the same, you will never be able to catch him.
Who's riding in the hills ... I want to know, I want to know.

Who rides there, who rushes under the cold mist, I say,
with a lonely face turning to the forest king, -
I turn to nature on behalf of triangular houses:
who there rides alone, illuminated by the queen of the hills?
But the spruce gothic of the Russian plains absorbs the answer,
a beautiful piano beats from open windows, light spreads,
someone rides in the hills, lit by the moon, near the very skies,
along the frozen grass, past the black bushes. The forest is approaching.

Between the low branches a horse will sparkle an emerald.
Who kneels in the dark at beaver dams,
who looks at himself, reflected in black water,
he returned to himself, who rode along the hills in the dark.
No, don’t think that life is a vicious circle of fables,
for hundreds of hills are striking groats of mares,
of which in the night, but in the light of the moon, past the sleepy district,
falling asleep in a dream, we are rapidly jumping south.

I turn to nature: it's the riders rushing into the darkness,
creating your world in the image of yours suddenly
from beaver dams, from cold bonfires of wastelands
to bulky dams, to a mute crowd of lanterns.
Anyway - return ... Anyway, even in the rhythm of ballads
there is some kind of run-up, there is some kind of sad return,
even if the Creator does not live and sleep on his icons,
suddenly something appears in the form of hooves through the spruce cathedral.

You, my forest and water! who will go round, and who, like a draft,
penetrates you, who speaks, and who bluntly,
who stands apart, whose palms rest on his shoulder,
who lies in the dark on his back in a chilling stream.
It’s not a bondage to leave, to understand everything is not a bondage,
because not life, but some other kind of pain
comes to you, and no longer hear how spring comes,
only the peaks in the darkness are constantly noisy, like a pendulum of sleep.

I. Brodsky, 1962