Я уверен: написал бы свои лучшие стихи,
отдавшись всё вокруг оволшебнивающему потоку весны.
Но инстинкт самосохранения, который мои недоброжелатели
трусостью почему-то считают, функционирует, слава яйцам, пока старательно,
оживляя в моём сознании ту самую весну,
заставившую нежные сердца со всего мира мигрировать в тайгу,
чтоб там, кормя мошку, самим голодом томясь,
полагать, что стихнет гнев тех, кто кричал: «В Сибирь всех педрил – жрать грязь!»
Колонисты от холода спасались, надежду лелея:
«Получилось ведь для себя добиться земли в своё время евреям».
Этот же пример вдохновил их и на первую победу
над мужичьём с окрестных селений, на пяти КАМАЗах приехавших стыдобищу эту
разогнать по-тихому. Росла голубая колония.
Был пущен слух о возможном требовании статуса автономии.
И как на чём попало кубинцы рвутся к Майами,
Так через северные моря, вверх по реке, к своему таёжному «Гоа»
ломились уже все подряд маргиналы.
Занимался апрель, с ним сила дремучая,
максимизирующая по весне процент самоубийств, срав на рост благополучия.
Но в тот сезон людей отвлекла от душевного упадка
мобилизация рядовых запаса. Так штабная грядка
разрулила ситуацию в тайге для себя нехарактерно тонко.
И хотя экономичней было клеймо позора вытравить ковровой бомбардировкой,
всё же решили брать в кольцо. То идеальная война:
во-первых, против педрил; во-вторых, вечер пятницы, суббота и воскресенье –
первая половина дня!
Осторожность и внимание на земле ведь весна –
Грибница нервных окончаний грубо оголена
алмазной наждачкой зимы. Так что важные дела
есть смысл отложить в глупое лето.
Народный гнев подогрели слухом про шпионов,
якобы вынюхивающих в лагере мятежников
месторождения мельхиора
и титана. На нашей земле, захваченной питуриками в тайге,
жил Костя-шаман. Дружил с приезжими, удил на реке
со старым индейцем, представившимся как коллега,
считавшим это сборище больше шуткой, и все, скорее всего, разбредутся до лета.
К ним подошли двое хиппи-грязнуль и предложили: «Костян,
давай тебя накурим крутыми бошками с Ферганы, а ты места силы укажешь нам».
Эти люди пришли вместе, пришли к одной кочке.
Костя с детства её спокойно воспринимал как земли эрогенную точку.
Не под таким, конечно, научно-влекущим определением,
но что-то в этом направлении. Спутники его же заморские с трудом скрывали волнение.
Их взорам земля тут обнажилась
мечтой об обеспеченной жизни в виде этой титан-мельхиоровой жилы.
А Костю уже штырило: он понял, что понял, куда зыбучие пески Ферганы
утекают. В полые жилы земли, вот куда! С чем же ферганские колдуны
черпают силу? Может быть, с верблюдами?
Не повезло… И с этой мыслью любовно даванул на кочку, блестящую ртутными
каплями и покрытую свежим мхом,
в эйфории забыв, что по весне у Земли очень высока чувствительность эрогенных зон.
Чуть вздрогнула кочка ста тысячами миллионов миллиардов тонн
чего-то скрытого, импульсом прошила Костю и вышла ртом,
волной звуковой, вызвавшей у всех бедных колонистов
острое ощущение конца и одно возможное решение: сквозь врага пробиться.
Осторожность и внимание на земле ведь весна –
Грибница нервных окончаний грубо оголена
алмазной наждачкой зимы. Так что важные дела
есть смысл отложить в глупое лето.
Около окопов, выписанные из центра, вяло шутили Гарики –
неясно, над какой стороной больше – о бусах из трофейных голубых шариков,
как раздалось: «Бегут!» Неслись на ополченцев тысячи,
с руками голыми, глазами бешеными… Минут двадцати
хватило охотникам заядлым и ветеранам пейнтбола
на отстрел мятежных питуриков и к ним примкнувших. Ни одного урода
не пропустили, а наши потери – только чуть испорченное Б.М.П.
Автогеном его пришлось резать, чтоб достать из него челика. Где,
непонятно, успело того контузить. Он повторял одно: «Гады,
сепаратистской своей выходкой не удалось сорвать вам нашей олимпиады».
Эту историю я в памяти оживляю для самоотрезвления –
Держаться и не вестись на весеннюю истерику: ни драк, ни танцев, ни пения!
Осторожность и внимание на земле ведь весна –
Грибница нервных окончаний грубо оголена
алмазной наждачкой зимы. Так что важные дела
есть смысл отложить в глупое лето.
