Текст песни Записки на Теле - рыбы протухшего моря

Синхронизация фрагментов мозга и сердца,
на примере тел младенцев в полотенцах,
в инкубаторных залах, улов врачами дает начало,
а сами кичатся по углам социальной защитой.
За считанные секунды заполняются ядом.
Дома из бумаги и спичечных коробов,
построенные врагами слов, рабами снов.
Снова и снова забиваю в памяти кол,
по осколкам воспоминания сходятся,
коды в фрагментах шифра, цифры лжецов,
срывая ценники выпавших золотых зубов.
Грубость строит вокруг одни лишь запреты.
Заперто на ключ девушкой Ханной.
В стакан наливает воды, до дыр стирая,
этикетки бутылей с минерализацией,
легализированных скважин зараженных.
Стражники догорающих в пламени городов.
Казнят за каждое слово, храня осколки виновных,
разбитых камнями керамических тел,
созревших в трущобах подпольного мира.
Реанимируют веру в себя и высшее, бессмертие мысли,
предоставляя свободу выбора трудящимся.
Нищие восстанут ликом навязчивости.
Пьянящий дождь угасающей вечности,
беспечности в клетчатых, тюремных одеждах,
без встреч, но встречному движению наперекор.
Уколот в широкую вену, стены все так же жмут,
жгутом колено зажато, сквозь жабры перекрывай дыхание.
Ханна, ты ткань обрывками, как рыба в аквариуме,
варишься заживо, как животное в новую стезю.
Степную зону комфорта, в три порта на разных кораблях,
капитан у руля спросил меня стоя. Кто ты?
Кто я? С ясными мыслями, в молоке с мюслями плаваю,
в лодке, селедкой Ханной, такой же гуманной,
и в каше манной густой, без устоев погряз мой стол,
сто тысяч лье под водой тонуть как патроны в обойме нагана.
На парусах, как русак, чтоб в момент долететь,
дотлеть углем, вместе с ленью в нем, огнем сойдемся.
Сольемся пламенем, в племя под одним знамением,
именем, званием на душу, был укушен вампиром иллюзий.
Ханна скрываясь за ликом музы, была лишь занозой в пальце.
В августе все странницы и странники вернулись домой.
Коснувшись земли, на мели рифа, корабль остановился,
установился контакт на палубе, перебои работы двигателя,
в движении, перегрев основных цилиндров,
литр на милю, под илом половина узлов, винные дожди снова пьянят.
Нас с Ханной теперь оттесняет левый ряд морской автострады.
В торговом зале отдела свежих морепродуктов,
море протухло, потухли последние свечи, с прошлого вечера.
Все так же ждем встреч, уже целую вечность.
Век снов с ампутированными конечностями.
Плавники сами унесут не суть куда.
К дверям конечного пункта, направления, цикличности
в двух строчках отыскал смысл жизни, точка.

Кто я? С ясными мыслями, в молоке с мюслями плаваю,
в лодке, селедкой Ханной, такой же гуманной,
и в каше манной густой, без устоев погряз мой стол,
сто тысяч лье под водой тонуть как патроны в обойме нагана.
На парусах, как русак, чтоб в момент долететь,
дотлеть углем, вместе с ленью в нем, огнем сойдемся.
Сольемся пламенем, в племя под одним знамением,
именем, званием на душу, был укушен вампиром иллюзий.
Ханна скрываясь за ликом музы, была лишь занозой в пальце.
В августе все странницы и странники вернулись домой.
Коснувшись земли, на мели рифа, корабль остановился,
Потолок обвалился на ноги, балками зажимает в кровь,
Брови скрывают глаза и признаки пронизывающей боли.
Соленое море, соленое море, соленое море.
Рассыпалось мировоззрение как проекция во времени.
Распустились ремни, удар об камни прерывает мечту.
Корабль идет ко дну.
Падение.Идем ко дну.
Падение.Идем ко дну.
Корабль.Падение.
Идем ко дну.Крушение.
Ханна. Мы идем ко дну.
Корабль идет ко дну.Мы идем ко дну.
Ханна.

Synchronization of brain and heart fragments,
On the example of the bodies of babies in towels,
In the incubator halls, the ulov doctors began,
And they sneak at the corners of social protection.
In seconds are filled with poison.
Houses from paper and match boxes,
Built by the enemies of words, slaves of dreams.
Again and again scoring in memory count,
On the fragments of memories converge
codes in cipher fragments, figures of liars,
Tarling the price tags of the dropped gold teeth.
Roughly builds around one only prohibitions.
Locked on the key to the girl Khanna.
In the glass pours the water, to the holes washing,
labels bottles with mineralization,
legalized wells infected.
Guarders growing in flames of cities.
Executed for each word, keeping fragments of the guilty,
broken ceramic bodies
Ripened in the slums of the underground world.
Reanimate faith in senses and higher, immortality of thought,
By providing freedom to choose workers.
The beggars will rise by the face of obsession.
Heading rain of fooling eternity,
carelessness in plaid, prison clothes,
Without meetings, but on a counter movement.
Wrapped in a wide vein, the walls are still hise
The knee harness is clapped, through the gills block their breath.
Hannah, you fabric scraps like fish in aquarium,
Cook alignion as an animal in a new path.
The steppe zone of comfort, in three ports on different ships,
The captain at the helm asked me standing. Who are you?
Who am I? With clear thoughts, in milk with mousses I swim,
in the boat, the herring of Khanna, the same humane
and in the caress of manna thick, without obscure, mired my table,
One hundred thousand led under water is sinking as cartridges in the clip of Nagan.
On sails like rusak, so that at the time of flying,
To touch the coal, along with laziness in it, we'll get down the fire.
Solify the flame, in a tribe under one sign,
The name, the title of the soul, was bited by a vampire of illusions.
Hannah hiding behind the face of the muse, was only in the pan in the finger.
In August, all the wanderers and wanderers returned home.
Touching the earth, on the rheiffs, the ship stopped,
Contact on deck has been established, engine operation interruptions,
in motion, overheating of the main cylinders,
A liter on a mile, under a half of the nodes, wine rains are drunk again.
We and Hannah now pushes the left row of the marine motorway.
In the commercial hall of the Fresh Seafood Department,
Sea pierced, Intround the last candles, from last evening.
Still we are still waiting for meetings, already the whole eternity.
Age of dreams with amputated limbs.
Finments themselves will not take place where.
To the door of the end point, directions, cyclicity
In two lines found the meaning of life, the point.

Who am I? With clear thoughts, in milk with mousses I swim,
in the boat, the herring of Khanna, the same humane
and in the caress of manna thick, without obscure, mired my table,
One hundred thousand led under water is sinking as cartridges in the clip of Nagan.
On sails like rusak, so that at the time of flying,
To touch the coal, along with laziness in it, we'll get down the fire.
Solify the flame, in a tribe under one sign,
The name, the title of the soul, was bited by a vampire of illusions.
Hannah hiding behind the face of the muse, was only in the pan in the finger.
In August, all the wanderers and wanderers returned home.
Touching the earth, on the rheiffs, the ship stopped,
The ceiling fell on his feet, the beams pushes into the blood,
Eyebrows hide eyes and signs of penetrating pain.
Solen Sea, Salt Sea, Soleside Sea.
The worldview has crumbled as a projection in time.
Belts blossomed, the blow to the stones interrupts the dream.
The ship goes to the bottom.
Fall. Some of the bottom.
Fall. Some of the bottom.
Ship.
Go to the bottom.
Hannah. We go to the bottom.
The ship goes to the bottom. We go to the bottom.
Hannah.