Голова моя стала как пепел седа,
А в душе осталась одна зала.
И век мой прожит, прошли года,
Но снятся мне детские сны иногда...
Казахский аул, знойная жара,
По пыльной дороге штаны закатал.
Я мальчишкой бегу плача и крича,
Ва дада ва дада забери и меня...
Скрипит и грохочет громко арба,
Даду на поле увозит она.
Оставшись один иду к арыку.
До самого вечера я даду жду.
От жары спасаясь мы малыши,
Весь день не выходим из теплой воды.
Черны от загара, от цыпак ноги в крови.
Замерзнув валяемся в дорожной пыли...
Вот солнце укрылось, сумерки пришли.
Голоса пастухов за аулом слышны.
И бежит за околицу мальчишек отряд,
Они собираютя встречать своих дад...
Вот издали вижу я пару коней,
Все также грохочет арба на ней.
Сидит уставший но очень родной,
Мой дада с работы едит домой...
И вот на коленях у деда сижу,
Пахнувший потом я вожжи держу
А дед руками держит меня
И самый счастливый в ауле это я...
My head became like ashes Seda,
And in the soul there was one hall.
And my age live, passed the year,
But I dream of children's dreams sometimes ...
Kazakh aul, sultry heat,
On the dusty road pants rolled.
I'm a boys running crying and shouting,
Va Dada Va Dada take me ...
Creaks and rumbles loudly Arba,
Did on the field takes away.
Left one go to the aryk.
Until the evening I wait.
From the heat, we fleeing the kids,
All day do not leave warm water.
Black from the tan, from the tsypak legs in the blood.
Frozening lying in road dust ...
Here the sun hid, the twilight came.
The voices of shepherds per aul are heard.
And runs for the Occake of the boy a squad,
They are gathering to meet their Dad ...
Here, I came to see a couple of horses,
All also rinsing Arba on her.
Sitting tired but very native,
My Dada from work eats home ...
And at the knees of Santa I sit,
I felt later I hold the entrance
And grandfather holds me
And the happiest in Aul is me ...
