Бои ушли. Завесой плотной
плывут туманы вслед врагам,
и снега чистые полотна
расстелены по берегам.
И словно: птица птицу кличет,
тревожа утреннюю стынь.
И бесприютен голос птичий
среди обугленных пустынь.
Он бьется, жалобный и тонкий,
о синеву речного льда,
как будто мать зовет ребенка,
потерянного навсегда.
Кружит он в скованном просторе,
звеня немыслимой тоской,
как будто человечье горе
осталось плакать над рекой.
The fights are gone. The curtain is dense
Fogs follow enemies
and snow clean canvas
spread out along the shores.
And it’s like: a bird calls a bird,
disturbing morning shame.
And the bird's voice is homeless
among the charred deserts.
He beats, mournful and subtle,
about the blue of river ice
as if the mother was calling the baby
lost forever.
He circles in a constrained space,
ringing with unimaginable longing
as if human grief
left to cry over the river.
