Год после "Норд-Оста". Зал сменил обивку кресел
С красного на синий, более нейтральный цвет.
И скрещенье птичьих крыльев - как нательный крестик
Тех, кто в театральной кассе взял на смерть билет.
Год после "Норд-Оста". Вымели осколки стёкол,
Стрелянные гильзы растащила пацанва.
Со страниц газетных слышится уже издёвка:
На войне чеченской побывала ты, Москва!
Припев:
Понимаю я, что "Аллах акбар" - вовсе не "хайль Гитлер",
АКМ - не "шмайс", а святой Коран - вовсе не "Майн Кампф".
Но под камуфляж террорист всегда прячет чёрный китель,
Чёлку под чалму, и считает, что его фюрер прав.
Год после "Норд-Оста". Козыри - штабные карты,
Где арабской вязью закавказский туз краплён.
Детвора уходит в смертники со школьной парты,
Каждое ущелье, каждый дом - укрепрайон.
Год после "Норд-Оста" по ДК блуждают тени,
Тянутся к запалам призрачных своих гранат,
Чтобы нас поставить на колени перед теми,
Кто на всей планете хочет развязать джихад.
Припев.
The year after Nord-Ost. Hall changed seat upholstery
From red to blue, a more neutral color.
And the cross of bird wings - like a pectoral cross
Those who at the box office took a ticket to death.
The year after Nord-Ost. Shattered glass fragments
The shot cartridges were pulled away by a kid.
From the pages of the newspaper one can hear a mockery:
You visited the Chechen war, Moscow!
Chorus:
I understand that “Allahu akbar” is not “Heil Hitler” at all,
AKM is not Schmeiss, but the Holy Quran is not Mine Kampf at all.
But under camouflage a terrorist always hides a black tunic,
Bangs under the turban, and believes that his Fuhrer is right.
The year after Nord-Ost. Trumps - staff cards,
Where, in Arabic script, the Transcaucasian ace is speckled.
Children go to death row from a school desk,
Every gorge, every house is a fortified area.
A year after Nord-Ost, shadows wander around the Palace of Culture,
Reaching for the fuses of their ghostly grenades,
To kneel us before those
Who on the whole planet wants to unleash jihad.
Chorus.
