Текст песни Злищев А. - На полпути

Это не стишок и не песня.
Это просто меньше мыслей - больше текста.
Тили тили тесто.
Я давно не писал, да и не хотелось,
Если честно.
Всё давно известно.
Питер и мосты, старые хвосты.
Я не парюсь ни за лайки, ни за посты.
Вечером брожу один на Якиманке,
Или залипаю тупо на Чистые пруды.
Кто друг, кто враг?
У кого-то хоромы, у кого-то барак.
Батя говорит что я пишу за так.
Как и раньше за идею, да
И по-другому никак.
Как-то так, не бойцом и не подлецом.
Философия быта за дешёвым винцом.
Типа годы, и в пору становиться отцом.
Подумаю потом.
Где я только не жил, что я только не пил.
Дотянуть до сорока не хватит сил.
Одеяло из бамбука и нимисил.
Авиарежим, что бы никто не бесил.
Я когда-то умру, но пока не спешу.
Забиваю на моду, на балконе пишу.
Торможу на работе, изучаю ушу,
И шучу, да. Иногда шучу.
Поезда покатали, и страна велика,
Девять скрытых альбомов на странице в вк.
Облака проплывают где-то над мск.
На двери две печати и три замка.
Я на вдохе потуже затяну поясок.
Это щебень и лужи, за плечом узелок.
"Александр, спасибо за письмо и итог",
Астана, Кострома и Владивосток.
Мне приятно до боли, я горю изнутри.
Это были гастроли, поищи в мр3.
И, наверное, будут. Всё ещё впереди.
Подожди, не нуди, мы на полпути.
Надо, видимо, вставить пару слов о любви.
Тут не будет про Машу, Марусильду, Мари.
Тем не менее, помнят за углом фонари
Этот трип на двоих умножай на три.
Всё куда прозаичней наяву изнутри.
Не хотелось о личном, но немного лови.
Если ты это видишь, то прошу, извини
Это лова, Чернова, не гоню, не гони.
Жил поэтишка мАлый и писал кое что,
Заливался отравой, и плевал на перо.
А по свету гуляло одиноко добро,
Стало жалко поэта, пропадает нутро.
И добро покапалось у поэта в груди,
Там глубокая старость и косые дожди.
Здесь работы на годы, извините, поэт,
Но добро не готово тратить 1000 лет.

This is not a rhyme or a song.
It’s just less thought — more text.
Tili tili dough.
I haven’t written for a long time, and I didn’t want to,
To be honest.
Everything has long been known.
Peter and bridges, old tails.
I don’t worry about either likes or posts.
In the evening I wander alone in Yakimanka,
Or stuck stupidly on Chistye Prudy.
Who is the friend, who is the enemy?
Someone has mansions, someone has a hut.
Dad says that I write for so.
As before for the idea, yes
And in no other way.
Something like this, not a fighter and not a scoundrel.
The philosophy of life for cheap wine.
Like years, and at the time to become a father.
I'll think about it later.
Where I just didn’t live, that I just didn’t drink.
To reach forty is not enough strength.
A blanket made of bamboo and nimisil.
Airplane mode, so that no one infuriates.
I will die sometime, but I’m not in a hurry.
I hammer in fashion, I write on the balcony.
I brake at work, study Wushu,
And just kidding, yes. Sometimes joking.
The trains rolled and the country is big
Nine hidden albums on the page in vk.
Clouds float somewhere above Moscow time.
There are two seals and three locks on the door.
As I inhale, I tighten my belt.
This is rubble and puddles, a bundle over his shoulder.
"Alexander, thank you for the letter and the result,"
Astana, Kostroma and Vladivostok.
I am pleased to pain, I burn from the inside.
It was a tour, look in mp3.
And probably they will. Still to come.
Wait, don’t get sick, we're halfway there.
Apparently, you need to insert a few words about love.
There will not be about Masha, Marusilda, Marie.
However, remember the lights around the corner
This trip for two times three.
Everything is much more prosaic in reality inside.
I did not want about the personal, but a little catch.
If you see this, then please excuse me
This is fishing, Chernova, I do not drive, do not drive.
There lived a little poet and wrote something,
Poisonous, and spit on the pen.
And good walked alone in the world,
It became a pity for the poet, disappears inside.
And the good poked in the poet’s chest,
There is a deep old age and slanting rains.
Here work for years, sorry, poet,
But good is not ready to spend 1000 years.