Солнце, я становлюсь твоим лучом.
Я режу кожу и оголяю нервы непритворно,
Соли не будет мало тем, кто станет первым,
Слово утонет в голосе минутной боли.
Больше не осталось ничего.
Больше не осталось ничего - теперь мне путь свободен.
Ветер закружит вальс в коре тугих деревьев.
Плечи вишневых стен сольются с белым фраком.
Видишь, в моем саду теперь играют дети,
Игры все те же под кристально-черным флагом.
Я прошу тебя закрой глаза.
Я прошу тебя закрой глаза - мне в эту ночь не спится.
Запах ночных кастров заведомо приятен.
Возраст течет из рук, торопится в дорогу.
Можно теперь тебя обнять, нас только двое.
Кто то уже успел отдать дань некрологу.
Вот и не осталось ничего.
Вот и не осталось ничего - а лето пахнет солнцем.
The sun, I become your beam.
I cut the skin and nerves genuinely laid bare,
Salts not be so small, it will be the first one,
Word drowned in the voice minutes of pain.
More nothing left.
More nothing left - I now the way is clear.
Wind swallow waltz in the bark tight trees.
Shoulders cherry walls merge with a white tailcoat.
You see, in my garden now playing children
Games are the same under the crystal-black flag.
I ask you to close your eyes.
I ask you to close your eyes - I can not sleep that night.
The smell of night Kastrov certainly enjoyable.
Age is flowing out of your hands in a hurry on the road.
, Only two of us can now give you a hug.
Someone has already managed to pay tribute to the obituary.
So there was nothing left.
That's nothing left - and the smell of summer sun.
