Великий человек смотрел в окно,
а для нее весь мир кончался краем
его широкой, греческой туники,
обильем складок походившей на
остановившееся море.
Он же
смотрел в окно, и взгляд его сейчас
был так далек от этих мест, что губы
застыли, точно раковина, где
таится гул, и горизонт в бокале
был неподвижен.
А ее любовь
была лишь рыбой - может и способной
пуститься в море вслед за кораблем
и, рассекая волны гибким телом,
возможно, обогнать его... но он -
он мысленно уже ступил на сушу.
И море обернулось морем слёз.
Но, как известно, именно в минуту
отчаянья и начинает дуть
попутный ветер. И великий муж
покинул Карфаген.
Она стояла
перед костром, который разожгли
под городской стеной ее солдаты,
и видела, как в мареве его,
дрожавшем между пламенем и дымом,
беззвучно рассыпался Карфаген
задолго до пророчества Катона.
1969
Great man looked out the window,
And for her, the whole world ended the edge
his wide, Greek tunics,
abundance of folds like
Stayed sea.
He same
looked out the window and his eyes now
was so far from these places that lips
froze, exactly the sink, where
Gul lurking, and horizon in a glass
It was stationary.
And her love
was only fish - maybe
go to the sea after the ship
and, cutting waves with a flexible body,
It is possible to overtake it ... but he is
He mentally stepped onto the land.
And the sea turned on the sea of tears.
But, as you know, it is in a minute
despair and starts blowing
favourable wind. And great husband
He left Carthage.
She stood
Before the fire, which
Under the city wall of her soldiers,
And I saw him in the Marine,
trembling between flame and smoke,
Carthage crumbled silently
Long before the prophecy of the Katon.
1969.
