В свои свиные тапочки вложу я две картоночки,
А то мозоли жизни не дают.
И по родной гудроночке, по клетчатой бетоночке,
Пойду туда, куда меня пошлют.
Меня голубоглазого, разгульного детинушку,
Послали, куда - стыдно говорить.
И вот я горблю спинушку, влача свою судьбинушку,
Душа горит и страстно просит пить.
А в небе птички - сволочи, щебечут, радость живчиком,
Несут яички, свили по гнезду.
Я со свирепым личиком метну по ним кирпичиком,
И хоть на птичках душу отведу.
Нет в жизни моей радости, ни чёрточки, ни рисочки,
Хожу я словно тень, соплю, хриплю.
Потом нарву редисочки, намою её в мисочке,
Зайду за капонир и уколюсь.
Пусть барин мне лысеющий с баварским дипломатиком
Прикажет мне служить и козырять,
Пусть кроет меня матиком, пусть смотрит супостатиком,
Мне кроме гаек нечего терять.
В кармане шиш сверну ему, насупившись в стороночке,
Дождусь пока он примет валидол.
И по родной гудроночке, по клетчатой бетоночке,
Опять пойду за насыпь на укол.
In its pig slippers I will put two kartonochki,
And do not give calluses life.
And native gudronochke on checkered betonochke,
I'll go wherever I send.
My blue-eyed, racket detinushku,
Sent where - say shame.
So I gorblyu spinushku, dragging his sudbinushku,
The soul is burning and passionately asks drink.
A bird in the sky - the bastards, chirp, joy spermatozoa,
Carry testicles, platted on the jack.
I am a little face with a ferocious Throw them brick,
And even for the birds will take the soul.
There is no joy in my life, no dashes or risochki,
I go like a shadow, the nozzles, hoarsely.
Then Narva Radish, namoyu it in a bowl,
I go behind caponier and injections.
Let me balding gentleman with Bavarian Diplomatique
Will order me to serve, and to flaunt,
Let me conceals Matic, let looks supostatikom,
I have nothing to lose except the nuts.
In the pocket of shish wring him, frowning in storonochku,
Wait until he takes validol.
And native gudronochke on checkered betonochke,
Again, I go for a shot on the mound.
