Видит в стёклах витрин миражи и молчит.
Ей очень несладко.
От протекторов шин на душе виражи.
Всё будет в порядке.
Эта грязная поздняя серая осень
Пожирает оптимизм без остатка.
Здесь такие порядки. Нас аист приносит,
Чтобы жить от звонка до зарплаты.
Мы годами напрасно ждём солнца,
И не можем сойти с карусели.
Каждый из нас помнит сторону улицы,
Наиболее опасную при артобстреле
Грязные лужи кипят под колёсами,
Картечью летят, не наносят урона.
Девочка - призрак, с длинными косами.
Липкие взгляды из теплых салонов.
Жирные лица в утробах маршруток.
Всё те же вопросы, салаты из шуток.
Под тоненьким платьем, дрожащее тельце.
Снежинки в ресницах, сжимается сердце.
Видит в стёклах витрин миражи и молчит.
Ей очень несладко.
От протекторов шин на душе виражи.
Всё будет в порядке.
Девочке не на кого положиться,
Вокруг неё толпами кто-то кружится.
Снимают и морщатся, мимо проходят,
То пальцем покажут, то взгляды уводят.
Подобно озлобленной вьюге в ночи.
Сгорает в огне этой мёрзлой печи.
И стрелки часов отбивают всё громче,
Холод и страх. Тут кричи - не кричи
Она падает
на колени,
Сжимая руками белокурую голову.
В ушах надиктованное диктором месиво и где-то вдали разрывается колокол.
Ноги в сапогах наступают на косы ей.
Лает у виска чей-то пёс без намордника.
Кто ты? С кем ты и какого ты сорта?
В этой пустоте все чужие и взрослые.
Она грела весь мир теплотою души
И птицы ей пели.
Только в сердце искусственный клапан зашит
И шрамы на теле.
Как становится страшно,
Сссука, гадко и холодно.
Деньгами прикрывают свои жопы и головы.
Гадят и стреляют,
Всё воруют и строятся.
На груди кресты.
Убивают и молятся.
На центральной улице опять беспорядки.
Всё, что было светлым, стало грязным и гадким.
Больше негатива и всё меньше вопросов.
Расплетает косы и становится взрослой.
Она грела весь мир теплотою души
И птицы ей пели.
Только в сердце искусственный клапан зашит
И шрамы на теле.
Видит в стёклах витрин миражи и молчит.
Ей очень несладко.
От протекторов шин на душе виражи.
На душе виражи...
He sees Mirages in glasses and is silent.
She is very hard.
From tire tires on the soul of turns.
Everything will be OK.
This dirty late gray autumn
Devouns optimism without a trace.
Here are such orders. The stork brings us,
To live from a bell to a salary.
We have been waiting for the sun in vain for years,
And we cannot leave the carousel.
Each of us remembers the side of the street
The most dangerous at the artillery
Dirty puddles boil under the wheels,
They fly buckshot, do not inflict damage.
The girl is a ghost, with long braids.
Sticky looks from warm salons.
Fat people in the wombs of minibuses.
All the same questions, salads from jokes.
Under a thin dress, trembling body.
Snowflakes in eyelashes, the heart is squeezed.
He sees Mirages in glasses and is silent.
She is very hard.
From tire tires on the soul of turns.
Everything will be OK.
There is no one to rely on the girl,
Around her crowds, someone is spinning.
Remove and grimac, pass by
They will show their finger, then they take away the eyes.
Like an embittered blizzard in the night.
Burns in the fire of this frozen furnace.
And the hands of the clock are repulsed louder,
Cold and fear. Shout here - don't scream
She falls
on knees,
Clutching a blond head with his hands.
In the ears, a bell dictated by the announcer, dictated by the announcer and somewhere in the distance.
The legs in boots step on the braids.
Some kind of dog without a muzzle bark at the temple.
Who are you? Who are you and what variety?
In this void, all strangers and adults.
She warmed the whole world with the warmth of the soul
And the birds sang to her.
Only in the heart is the artificial valve sewn up
And scars on the body.
How scary it becomes
SSSUKA, disgusting and cold.
They cover their asses and heads with money.
Shit and shoot
Everyone is stealing and built.
Crosses on the chest.
Kill and pray.
On the main street again riots.
Everything that was bright became dirty and ugly.
More negativity and fewer questions.
Blows braids and becomes an adult.
She warmed the whole world with the warmth of the soul
And the birds sang to her.
Only in the heart is the artificial valve sewn up
And scars on the body.
He sees Mirages in glasses and is silent.
She is very hard.
From tire tires on the soul of turns.
Virazhi's souls ...
