Я лежал на диване, я смотрел телевизор и сны,
Я рассчитывал белым по белому на потолке.
И, пока перспективы были мне не очень ясны,
Я сам рисовал себе линии на руке.
Я попробовал встать - и встал, но не с той ноги.
Я попробовал взять - и взял, но не той рукой.
И пока надо мной потешались друзья и враги,
Я в уме для себя уравнял суицид и покой.
И я хотел бы покинуть свой странноприимный дом,
Где на шесть чёрных зим - всего лишь одна свеча,
Но - я никогда не хотел жить честным трудом,
Покуда в чести у людей лишь труды палача!
И тогда чей-то голос сказал мне: "Иди и пой".
И я пою, - ведь закончить - гораздо трудней, чем начать.
А поначалу я даже не знал, что песни - как бой,
И равносильно предательству было бы замолчать.
И, когда я запел, я почувствовал: смерти нет,
И лишь бессмертие в смертных рождает предсмертный страх.
И мне приснилась волшебная птица, несущая свет,
И я почувствовал силу в голосе и в руках.
И я выбросил мусор, а остатки поставил на кон,
Я дал третий звонок и повесил на стенку ружьё,
А после этого стал за версту обходить закон -
Я вне закона, пока в законе ворьё!
И я пробовал петь, не различая нот,
Я брал аккорды на ощупь, а чаще - совсем не брал,
Но моя птица, мой свет и мой голос сказали: "Вперед!"
Мол: наплевать на условности, главное, чтобы не врал!
И я мог бы соврать, но меня уберёг Господь,
И всё, что было прямым, тут же замкнулось углом.
И кто-то сверху хотел мне подсунуть новую плоть,
Но ограничился новой кровью и битым стеклом.
И, когда я пою, я предчувствую вновь и вновь,
Как возможность солгать сводит мой голос к нулю, -
И я всё чаще забываю это странное слово Любовь;
Особенно, если чувствую, что люблю.
I lay on the couch, I watched TV and dreams,
I counted white on white on the ceiling.
And while the prospects were not very clear to me,
I myself drew lines on my hand.
I tried to get up - and got up, but on the wrong foot.
I tried to take - and took it, but with the wrong hand.
And while friends and enemies made fun of me,
In my mind, I equated suicide and peace.
And I would like to leave my strange home
Where for six black winters there is only one candle
But - I never wanted to live by honest labor,
As long as people have only the works of an executioner in honor!
And then someone's voice said to me: "Come and sing."
And I sing - after all, finishing is much more difficult than starting.
And at first I didn't even know that songs are like a fight
And it would be tantamount to treason to be silent.
And when I sang, I felt: there is no death,
And only immortality in mortals gives rise to dying fear.
And I dreamed of a magic bird carrying light
And I felt the strength in my voice and in my hands.
And I threw away the trash and put the leftovers on the line
I made the third call and hung my gun on the wall
And after that he began to bypass the law a mile away -
I am outside the law, while the law is a thief!
And I tried to sing without distinguishing notes,
I took chords by touch, and more often I did not take them at all,
But my bird, my light and my voice said, "Forward!"
Like: don't give a damn about conventions, the main thing is not to lie!
And I could have lied, but the Lord saved me
And everything that was straight was immediately closed by an angle.
And someone from above wanted to give me new flesh
But he limited himself to new blood and broken glass.
And when I sing, I sense again and again
How the ability to lie brings my voice to zero
And more and more often I forget this strange word Love;
Especially if I feel that I love.
